Филипп Киркоров только что вернулся из Турции, где дал в Анталии свой единственный концерт. Публика, как говорят, больше всего была поражена появлением на сцене Бедроса Киркорова, на его сына самое сильное впечатление произвел рафтинг — спуск на лодках по 14-километровой горной реке, на нас — одежда Филиппа во время концерта: некоторые номера он провел на сцене в красной майке с турецким полумесяцем и звездой на груди. Местная публика была в полном восторге.

«Если есть завистники — значит, есть чему завидовать»
— После этого в Турции вас еще не начали считать национальным героем?
— Они и прежде ко мне хорошо относились — говорят, устраивают экскурсии по той аллее, где мы снимали клип «Ой, мама, шика дам». А в Варне туристов водят к дому, где я жил в детстве. Приятно, не скрою.
— А это правда вообще, что в детстве родители приводили вас к Ванге и она предсказала звездное будущее?
— Правда. Мне было лет семь, я тогда сильно болел. Не очень хорошо помню тот случай, но, по рассказам родителей, она упомянула, что я буду стоять на горе и махать металлической палкой. Если под горой имелся в виду Олимп, а под палкой — микрофон, то так и получилось.
— На вас это пророчество как-то повлияло? Или первым примером все-таки был отец?
— Пророчество Ванги, может, подтвердило, но не определило мой выбор. Я ведь с рождения был погружен в театрально-эстрадную, богемную среду. Хотя моя мама работала во Внешторге, но тоже была очень творческой личностью.
— Первое выступление на публике, после которого поверили в себя, — это еще школьные годы?
— Да. В выпускном классе ставили спектакль «Старший сын» по пьесе Вампилова. Я играл главную роль, и мне понравилось. Тогда же попробовал спеть и понял, что надо учиться вокалу... Позже было довольно много неудач, но я привык все обращать себе на пользу. Алла в таких случаях говорит: «Я примеряла свои неудачи, как цветок на платье». Важно не сидеть и причитать: «Ох, провал... Ох, семнадцатое место на Евровидении», а делать выводы и идти дальше.
— Самые серьезные выводы делаются многими после каких-то сверхсобытий, например, когда довелось побывать на волосок от смерти.
— У меня такое тоже бывало — после одной давней автокатастрофы... Когда тебе двадцать один год, кажется, будто весь мир создан лишь для тебя. А когда самолично осязаешь, насколько ты слаб и хрупок... тогда и начинаешь по-настоящему ценить жизнь. Я сразу повзрослел на много лет.
— К завистникам стали мягче относиться?
— Не мягче — философски. Если есть завистники — значит, есть чему завидовать. Эстрада и скромность — понятия вообще, мягко говоря, мало совместимые.
— Откровенные враги у вас есть?
— Ну а куда же от них деваться? Но я понимаю, что враги помогают двигаться вперед: меня это куражит. Если вас интересуют конкретные имена, то они вам ничего не скажут, так что все-таки не стоит их называть. Плохо только, когда для сведения счетов используется пресса. Хуже всего, когда смотришь телевизор, с экрана тебя оскорбляют, а ты не можешь ответить.
— Исповедуете принцип «Любите врагов ваших»?
— Эту библейскую заповедь исповедует Алла. Видимо, я не обладаю такой широтой души. А если и люблю врагов, то какой-то странной любовью.
— А себя вы любите?
— Полюбить себя — первое условие для появления перед публикой. Если бы артисты выходили на сцену такими же рядовыми, как любой прохожий, не было бы кумиров, не было бы звезд.

«Могу выматериться, но меня надо довести»
— Не объясните, зачем каждая из звезд строит собственную музыкальную студию?
— Вдохновение может прийти в любую минуту, и пока будешь бежать на студию «забивать» место — муза может улететь. А так все под рукой. Быть собственным продюсером не так плохо — ты ни от кого не зависишь. Сегодня слишком многое решают деньги, продюсер... И за очень редким исключением — личность артиста. Помню, Леня Агутин три года бился со своими песнями и не находил им применения, пока тоже не сделался сам себе продюсер. Действительно, не у всех эти качества совмещаются. В каком-то смысле я — гений самопромоушна.
— Многие недоумевают, почему при собственном обширном репертуаре вы нередко исполняете чужие хиты...
— Во всем мире это совершенно нормальное явление, и только в нашей стране к этому почему-то относятся с подозрением.
— Принято считать, что лучшим все равно останется первое исполнение.
— В свое время Алла спела «Арлекино» Эмиля Димитрова. Многие ли помнят версию Димитрова? Между прочим, я не исполняю мегашлягеров — скорее наоборот, они становятся таковыми после меня. К примеру, Таркана у нас узнали после моего «турецкого» альбома. Исключения — «Дилайла» Тома Джонса и «Ливин ла вида лока» Рики Мартина. Но они записывались для «Старых песен о главном»...
Слепо же за модой не гонюсь. Если сейчас в моде рэп, это не значит, что, задрав штаны, я брошусь его исполнять.
— Но ведь даже супруга ваша не прочь сделать рейвовую аранжировку своему хиту.
— Наверное, это по-своему интересно. Но не мне.
— А другие, не вполне музыкальные нововведения сегодняшнего дня — скажем, то, что раньше называлось табуированной лексикой?
— Разумеется, нет. В повседневности иногда прибегаю к этой форме воздействия — правда, меня до этого надо довести. Но сознательно применять на сцене не буду никогда. Слишком уважаю свою аудиторию, всех своих «от шести до шестнадцати».
— Почему последнее время так часто меняете имидж?
— Я бы не сказал, что только последнее время. Менять образ — моя сущность... Два года назад снял клип на песню «Мышь», который многие расценили как мое серьезное психическое отклонение. Хотя в целом это была шутка, что-то типа пародии на Мэрилина Мэнсона. Сейчас сделали «Ты поверишь» — там мне пришлось и в наручниках походить, и на электрическом стуле посидеть... Собственно, всегда считал себя не только певцом, но и актером.

«Мечтаю о съемках в кино, но слишком суеверен»
— Тогда почему вас до сих пор не видно в каком-нибудь блокбастере? Все уже снялись, даже Борис Моисеев сыграл Риголетто.
— Да вот как-то не складывается с кино. Скажем так: с теми, кто приглашает, работать не хочу — а с кем хочу, те не приглашают. А я очень хочу. Может, потому и меняюсь в клипах: клипы — мои маленькие роли в кино. Надеюсь, мой час придет. Недавно Сергей Соловьев сделал заманчивое предложение* — теперь все будет зависеть от того, как там у него сложится. Но больше об этом ни слова.
— До такой степени вы суеверны?
— Суеверен. Пока не сяду в поезд, не скажу: «Поехали!» Подписал контракт, выпустил диск — и лишь тогда заговорил об этом. «Испанский» альбом, например, готовил почти два года, но мало кто об этом знал. Спрашивали: что ты так часто в Мексику ездишь? Да так, отвечал, по магазинам прошвырнуться...
— Вы уже больше года заняты в мюзикле «Метро», записались для мюзикла Давида Тухманова «Ужастик-парк»... Пора бы подумать о постановке собственного мюзикла.
— Для этого нужно много времени и сил. А так как у меня все время уходит на гастроли, записи и съемку клипов, то сейчас не могу себе этого позволить. Привлекает известный мюзикл «Нотр-Дам де Пари», который уже давно пытаются поставить в России. Переговоры ведутся два года. Если все закончится благополучно, надеюсь стать продюсером этого проекта и сыграть одну из главных ролей.
— Бенефис Любови Казарновской, где вы также приняли участие, в очередной раз подтвердил вашу состоятельность в академическом жанре. Многие даже открыли вас заново. Почему вам не попробовать себя в этом качестве — вплоть до Большого театра?
— Да нет, мне больше нравится синтезировать оперу и эстраду. Примером может служить ведущая ария из «Призрака оперы». Радует, что к этому произведению сейчас обратился Николай Басков. Это вещи, которые всегда будут исполняться и всегда будут иметь успех.
— Что еще удивляет, так это отсутствие у вас собственной теле- или радиопрограммы.
— Я бы хотел сделать свою программу на телевидении. Причем — некоммерческую. Но для этого нужна астрономическая сумма — тысяч двести долларов, чтобы допустили к разговору с боссом.
— Неужели ваше имя не впечатляет?
— Не всех. Теперь все каналы в частных руках — и эти люди диктуют свою волю.

«Лучший вариант гимна предложила Алла»
— Многие артисты в этих целях открывают побочный бизнес. Журнал «Алла», кинотеатр «Форум» не оправдали себя?
— Журнал в финансовом плане провалился. А что до кинотеатра, то государство предоставило нам сносное здание — в том смысле, что его пора сносить. Легче выстроить заново, чем реставрировать голые стены. Видимо, еще не пришло время для бродвейских театров в Москве.
— Остается время на чтение книг?
— Никак руки не дойдут до Акунина и Пелевина, о которых сейчас все говорят. Зато в который раз перечитываю «Унесенных ветром». Представьте, я сентиментален.
— Вас привлекает политика?
— Мне не дано стать политическим рефери. Единственный опыт был в девяносто шестом году, когда наряду с другими известными артистами я участвовал в предвыборной кампании Ельцина. Сделать какую-либо мою песню гимном никто не пытался. В то время, когда кипели наиболее бурные политические страсти, у меня как раз были легкомысленные песни — «Зайка», «Голубка», «Дива»... Олег Газманов подходит гораздо лучше.
— Как относитесь к новоизбранному старому гимну России?
— Боюсь, вы обвините меня в необъективности, поскольку автором одного из вариантов гимна была Алла.
— Советуете своему старшему внуку, какую музыку слушать?
— Он безумно влюблен в Децла. Вообще же Никита всеяден. Например, ему очень нравится группа «Манго Джерри».
— Господи, да откуда же он знает про скиффл семидесятых?!
— Вот как-то попал к нему их диск. Кое-что я подсовываю — Саймона и Гарфанкеля или еще что-нибудь... По-моему, он тяготеет к джазу. Дома стоит рояль, он время от времени что-то подбирает. Но регулярно музыкой не занимается. Видимо, артистические гены в нем сидят, но он стесняется их выказать. Как все дети сейчас, помешан на Интернете, не вылезает из-за персонального компьютера. Я-то до сих пор с компьютером на «вы».

«Я однолюб, а женщины ценят постоянство»
— Не боитесь остаться бездетным?
— Чтобы дети выросли людьми, надо посвятить себя им целиком. Я же понимаю, что при моей профессии это невозможно. Мой отец в свое время выбрал семью. Поэтому не сделал карьеру, какую мог бы сделать, не стал вторым Карелом Готтом. Хотя в то время болгарская, польская, югославская эстрада принимались советскими людьми с особым трепетом. Я не обладаю такой самоотверженностью.
— Вы действительно такой однолюб, каким кажетесь? Не представляю, как при такой армаде поклонниц можно хранить верность одной женщине.
— Можно. Может, потому и поклонниц много — женщины больше ценят постоянство... Вообще не люблю менять авторов, аккомпаниаторов. В моем коллективе есть люди, работающие со мной все пятнадцать лет. По сути я консерватор.
— Тем интереснее узнать, кто, на ваш взгляд, величайший музыкант двадцатого столетия.
— Алла. Поймите правильно: мне легче говорить о тех, кого знаю. Ситуация на мировой поп-сцене такова, что мы знаем западных музыкантов, а они нас — нет. Меня могут представить Майклу Джексону как лучшего певца России, он вежливо кивнет и тут же забудет. И наоборот, мне могут представить певца из Белоруссии, который очень ценится там и ничего не значит для остального пространства. Так что, если все-таки придерживаться объективности, вам придется со мной согласиться.
— Давным-давно вы признавались в интервью «Собеседнику», что подумываете о мемуарах. Время еще не пришло?
— Пока нет. Но слышал, что некий человек встречается с моими одноклассниками, расспрашивает обо мне и вроде бы собирается выпустить мою «автобиографию» без моего ведома. Даже интересно посмотреть.
— Каким бы вы хотели остаться в памяти людей?
— Кто-то из журналистов назвал меня Филиппом Лучезарным. И поскольку сей эпитет придумал не я, не будет нескромностью сказать, что хотел бы оставаться именно таким.

* «Что за бред, где вы откопали эту фигню? Никакого Киркорова я не снимал и снимать не собираюсь!» — поставил все точки над «i» Сергей Соловьев, сопровождая свою речь здоровым хохотом.

Анатолий Ткачев.